Это невозможно выдумать: Трамп как вымышленный персонаж

Это скорее хорошо, чем плохо, когда работа приводит к неудачам. Вот как это произошло, когда я написал свой первый роман «Серое платье», начиная с Дня поминовения летом 1977 года. Я снял первый этаж дома на Хай-стрит в Саг-Харборе, штат Нью-Йорк, и сдвинул одну из двух односпальных кроватей. в гостевой спальне у северной стены комнаты, притащил деревянное кресло и складной стол размером 4 на 8 дюймов, установил электрическую пишущую машинку IBM Model D, разорвал стопку печатной бумаги, положил ее рядом с собой и сел. и начал писать.

Я писал каждый день в этой маленькой свободной спальне с 8 вечера до 4 утра. К середине июня я закончил 200 страниц, которые однажды вечером передал своему редактору за ужином. На следующий день она позвонила мне и сказала, что «они молодцы, продолжайте в том же духе», что я и сделал, завершив к концу августа еще 200 страниц, которые я также сдал за ужином и был вознагражден той же похвалой и подсказкой.

Единственная проблема заключалась в том, что я не знал, куда движется роман. Раньше я никогда не писал художественную литературу, поэтому просто писал вслепую, надеясь на лучшее. К тому времени, когда подошли выходные, посвященные Дню труда, у меня возникли серьезные сомнения по поводу проделанной работы, несмотря на поддержку, которую я получал от своего редактора в Doubleday. В ту субботу я лег спать и проснулся посреди ночи, весь вспотевший сквозь шорты, футболку и простыни. Шатаясь, я дошёл до ванной и измерил температуру. Это было 102 — что-то вроде того. Я принял немного аспирина, сумел вернуться в постель и продолжал потеть, почти не спал.

Связанный

Я заболел каким-то гриппом или очень, очень сильной простудой. Я болел весь день в воскресенье, и мне помогала моя девушка, которая кормила меня куриным супом и мыла голову влажными тряпками. В воскресенье вечером моя температура достигла пика выше 103. Я лежала в постели, не зная, сплю ли я или бодрствую, и галлюцинировала движущиеся образы, похожие на волны в океане. Посреди всего этого я полностью проснулся и увидел ужасное видение: все, что я написал за три месяца, было дерьмом. Это было слово в видении: дерьмо.

На следующее утро лихорадка спала, и я почувствовал себя лучше. Моя девушка вернулась в город днем ​​в День труда, и в тот вечер я вошел в гостевую спальню, взял все написанные мной четыреста страниц и переложил их с левой стороны пишущей машинки на столе на двуспальную кровать у стены. . Я слегка встряхнулся, признав, что не все в этой стопке бумаг было дерьмом; были хорошие вещи, которые я мог использовать.

Затем я разорвал новую стопку бумаги и выровнял ее поверх ста страниц, оставшихся от первой стопки, взял лист, скатал его в пишущую машинку и начал писать:

Рай Слэйт совершал карательные туры по Центральному району, когда ему сказали. Каждый кадет рассказывал другому, проходя мимо, маршируя по стойке смирно, с винтовками М-14 на плечах. Местные правила требовали тишины, поэтому новости пронеслись по округе, как горячий ветер, как рябь шепота воздуха, пока не достигли Слейта, который маршировал в маленьком тенистом уголке на западном конце территории и выходил из него. возле крыльца по обе стороны от Саллипорта Первого класса — сводчатый проход через казармы.

«Сегодня утром они нашли тело у озера Пополопен», — сказал голос. Кадет говорил уголком рта, глядя прямо вперед. Трудно было понять, кто говорит.

— Они знают, кто это? — спросил Слэйт, который повернулся и шел рядом с парнем, который прошептал эту новость.

— Какой-то плебей, — как ни в чем не бывало сказал кадет. «Не знаю его имени».

Это была первая страница из 600, которые я начитал за следующие четыре месяца и закончил где-то в декабре. Печатание возвращает такие воспоминания. Помню, в ту ночь я начал писать новую рукопись книги. Я помню, как понял, что моя идея о том, что я могу извлечь что-то из старой рукописи, оказалась ошибочной. Я даже не прикоснулся к этим 400 бесполезным страницам, той огромной ошибке, которую я совершил как писатель.